Совсем недавно я снова вспомнил, как Роджер гулял по берегу моря. Он жил в большом индустриальном городе, трубы которого коптили замечательное синее небо. Но Роджер любил этот город и даже его смешные крыши, и он не сожалел о своем дурацком детстве, но потом Роджеру понравилось сбегать. И он сбегал туда, потом сбегал оттуда, и он верил, что он и есть сын императора. Императору было уже почти сто лет, а Роджеру не было и 20, и, ясное дело, что он вскоре мог бы стать новым королем резиденции роз. Эта история будет записана и разойдется миллиардным тиражом; даже бабуины племени Мумба-Юмба придумают письменность, чтобы ее прочитать; все участники истории будут канонизированы, по мотивам ее снимут фильм, и Анджелина Джоли будет плакать и проситься на роль мамашки Роджера.
Недавно я вспомнил, как в детстве переживал из-за того, что "птицам зимой холодно, а деревья стоят голые, и им стыдно". Но больше всего я жалел птиц! Все время хотел сделать им кормушку, но так ни одной и не сделал, только подкармливал иногда. С возрастом забываешь о таких вещах. Но раз вспомнишь и снова начинаешь переживать. Птицы, бедные и несчастные, пытаются жить с нами в этом большом городе со смешными крышами, но им тяжело приходится. Мы не такие уж хорошие соседи, по правде говоря. Я видел много ворон в последнее время (не таких больших, как того ворона размером с крупную кошку), они все упитанные, а вот голуби - ободранные. У них круглые глупые глазки, они крутят головками и бегают кругами. Воронье иго совсем задавило их. Раньше не было столько ворон, но этой весной они повсюду. Что за игры престолов творятся в птичьем мире?
А еще однажды мы подставили голубя. Мне было действительно стыдно тогда. У нас издох попугайчик, а корм остался. И мы подкармливали какого-то голубя, присевшего к нам на подоконник. Он поел-поел и улетел. А потом пришли соседи и сказали, что наш голубь засрал им весь балкон. Мама запретила кормить голубя, и мы, конечно, немного расстроились. Но по-настоящему грустно стало, когда он прилетел опять и не один. С ним был еще десяток голубей. Они по очереди садились на подоконник и ждали, когда мы дадим им покушать... А мы просто стояли и смотрели на них. Тому, кто привел всю эту стаю, наверняка, было неприятно. Я не мог отличить его от прочих голубей, и поэтому в каждом птичьем взгляде мне мерещился упрек и разочарование.
А ведь тогда я еще был ребенком, который, засыпая ночью, с ужасом думает: "Скоро зима, и птицам опять будет холодно".